«Курская пленница»

Многострадальная курская земля. Трагические события последнего месяца тревожат каждого жителя России. Сегодня там слышатся не соловьиные трели легендарных певцов – летают над этой красивой и древней землёй другие птички… Идут военные действия.

В молодости я много лет провел, путешествую по Курской, Брянской, Орловской земле, Среднерусской возвышенности. Неоднократно бывал в Курске, в районе сегодняшних границ с Сумской областью. Всю жизнь в родительском доме нашей соседкой была Ольга Степановна, теть Оля, из этих мест, где давно перепутались люди самых разных национальностей. И русские, и украинцы вперемешку живут по сей день по разные стороны границы.

Очень тревожные события сейчас, но верится, что пройдут эти ужасные дни и недели, и снова над этой землей будут петь курские соловьи, а не летать дроны. Я люблю эту часть моей большой страны! Хочется рассказать об одной истории из школьных лет, связанных с этой землей, – о «курской пленнице». Написал эту историю очень давно, вот, нашел и подумал, а что если…

Целинный наш поселок стоял на берегу большого озера, сильно заросшего черемухой и волчьей ягодой. В него впадала речка, на которой мы, ребятишки тех далеких шестидесятых годов, провели свое детство. Места эти еще были не обжиты людьми, поэтому первобытно прекрасны! На десятки километров вокруг до горизонта тянулась цветущая степь, там и провел я свои самые лучшие годы жизни, собирая цветы, купаясь в безымянных озерах или наслаждаясь сбором грибов и ягод.

Но степь к тому времени уже распахивалась, и обиженные суслики, ловля которых была одним из удовольствий детства, покидали свои «родовые гнезда» и убегали в дальние дали, образуя, как какие-нибудь древние греки или римляне, новые колонии.

Поселок наш был без всякого преувеличения интернациональным, – понятное дело: на целину приехали люди со всего СССР! Были здесь кроме русских, украинцев и белорусов немцы, прибалты, молдаване, цыгане, много корейцев, чуваши, даже каким-то образом оказалось несколько поляков и чехов. И, надо сказать, яникогда не видел какой-нибудь вражды по национальным или религиозным признакам!

Поселок разрастался, хорошел. И если в первые годы целины люди теснились по баракам, четырехквартирникам или даже землянкам, то уже лет через десять-пятнадцать переселились во вполне нормальные квартиры с центральным отоплением. Мои родители за эти годы три раза переселялись в такое новое жилье и всегда оказывались в соседях с одной и той же семьей – Ригматулиными. Дядь Саша был шофером, а Ольга Степановна, как мне помнится, вообще нигде не работала. Жили тогда все как одна большая семья, и праздники встречали друг у друга.

Отношения настолько были близкими и добрыми, что чаще всего обращались друг к другу, употребляя безобидные прозвища. Так вот дядь Саша был Ахмет, а теть Оля – Хохлушечка. Он сам её так называл, вкладывая в это слово всю свою необыкновенную нежность, на какую был способен. Иногда дело доходило до смешного… Зарплату тогда выдавали в конторе, а поскольку все друг друга знали, то кассирша могла отдать деньги даже знакомым, а мужчины, как помню, никогда вообще не ходили эту зарплату получать. Это было делом жен, как, собственно, и последующая трата денег. Ну, мать как-то, смеясь, рассказала отцу, что деньги пошел получать Саша, поскольку Ольга уехала в район. И Саша, не зная, что жена получила зарплату и только потом уехала, добросовестно выстоял очередь. Просунул свою лохматую голову в окошечко, тут его огорошили:

 – Ты чего, Ахмет, второй раз хочешь получить? Хохлушечка давно получила!

Шли-катились годы. Ахмет по-прежнему ездил за лесом, а Хохлушечка, превратилась из юной стройной женщины в солидную даму. И тут-то открылась для меня эта необычная, можно даже сказать, нереальная история. А дело в том, что появился в то время знаменитый и очень любимый всеми фильм «Кавказская пленница». В то время много прекрасных фильмов появлялось. До сих пор смотрим…  Но вот однажды, совершенно случайно я услышал от другой соседки как в разговоре с матерью она спросила:

– А где курская пленница? Че-то уж три дня не видно! Не заболела?

Потом от других людей слышал – «курская пленница». Спросил у матери, а она без всяких эмоций и заявляет, что её еще в девках Саша из дому выкрал!

Любопытство меня не оставляло, а подходящего случая спросить об этом не представлялось. И вот однажды (все обычно начинается с «однажды»!) тихим таким теплым вечерком я увидел теть Олю одну. Она сидела под яблонькой, в самом углу двора, и что-то перебирала на столике. Более подходящий момент было трудно представить, и я смело, шумно, весело подошел, всем своим видом показывая, что нет умении никакой особенной просьбы или дела, а просто подошел поздороваться!

– Здравствуйте, теть Оль! Че это вы тут пасьянс какой-то раскладываете что ль?

– Да какой пасьянс, гречка сорная попалась, – чищу.

Я не уходил. И больше того – сел на скамейку и как можно равнодушнее, от нечего делать как бы, продолжил:

– Че, дядь Саша в рейсе? Корову уж подоили?

Она подняла глаза от гречки удивленно, с хитринкой, посмотрела на меня. Да, куда уж мне, наивному конспиратору, было тягаться с многомудрой и опытной соседкой.

– Да, Саша в рейсе, только завтра к вечеру должны приехать, а корову уж давно подоила, налить молочка?

– Неее.

– А че хотел-то? Поди в летней кухне с Тайкой посидеть? Вроде и дождей нет, а если надо…

– Нет, и дождей нет, и Тая уехала к бабушке.

Соседка давно была в курсе моих сердечных дел и всячески помогала нам с Таей, моей школьной любовью, в меру своих сил. Осенью, когда лили дожди и становилось холодно, частенько мы оказывались в их маленькой и уютной летней кухоньке.

– Ну, нет так нет, помогай перебирать гречку, – смеясь глазами, проговорила теть Оля. – Но чувствую я, хоть и не цыганка, что какое-то дело у тебя до меня. Выкладывай давай. Поругались с Тайкой?

– А, ладно, вас не перехитришь, – решительно, но, видимо, покраснев, начал я. – Тут Тая совсем не при чем. А почему вас стали называть иногда «курская пленница»?

Просмеявшись и вытерев выступившие от смеха слезы, протянула:

– Ах, вон оно что! Где ты это услышал? Чего у матери не спросил?

– Да спрашивал, она сказала, что вы сами расскажете, если захотите…

– Правильно! Вот гречку поможешь перебрать и расскажу! Да и что не рассказать – не тайна Мадридского двора!

– Да я уже помогаю! – радостно завопил я, понимая, что выпутался из своего щекотливого положения.

Не смотря на меня, она, чуть-чуть задумавшись, очень уж спокойно и даже как-то равнодушно приступила.

– Ты фильм-то «Кавказская пленница» смотрел?

– Да уж сто раз, наверное! Так, чё, правда что ли, что дядь Саша вас вот так же выкрал?

Опять она засмеялась, но приглушенно, чуть усмехаясь.

– Ну, выкрал, конечно, но история тут совсем другая – без всяких там начальников, жадных родственников и других злодеев. Я сама-то из-под Чернигова, ты ведь знаешь поди, что меня «хохлушкой» кличут?

– Да, конечно. Только «хохлушечкой».

– Так меня один мой молчун называет, а люди-то без особого ласкательства. Слушай, раз интересно. Я всегда на лето после школы уезжала к бабушке под Курск и обычно всё лето там проводила. И в то лето поехала привычно, но случились две беды: первая в том, что на меня весной упали 16 лет, а это не десять, опасный возраст!

– А вторая беда?

– А вторая еще ужаснее: сразу после армии к другу в Курск приехал и Саша. Увидел меня на местных танцульках, и голову снесло. Местные ребята потом ближе чем на сто метров ко мне боялись и подходить.

 – И стали вы вместе соловьев, значит, слушать? Влюбился и попал в сети…

– Как ты же! Влюбился? Нет, – это слишком обычно, что ли, должно быть какое-то другое слово, в тысячу раз сильнее этого, да я его не знаю! И объяснить-то не могу. Это как лавина когда с гор идет или когда в бездну заглядываешь: и страшно, и красиво, и тянет, а оторваться нельзя, короче – стихийное бедствие! Ну, послушали мы местных соловьев вечера два или три, а тут телеграмма, что мама заболела. Я, не простившись, уехала. Да и ничего я тогда еще не влюбилась! Он молчаливый, за вечер слова не вытянешь, смуглый, волосы, что смола, глаза горят и всё одно – выходи за меня замуж! А мне тогда ромашечки да горячие слова были нужны, поди, сам знаешь, какое замужество?

Зима пролетела, школу закончила, мечтала в техникум поступить. Сижу как-то к вечеру у окна и вижу, что кто-то к нам незнакомый идет. Глянула, а это Ахмет. Один раз и были в жизни цветы – жених-то с цветами. Стеснялся он каких-то знаков внимания, почему-то считал их неестественными, да и вообще всё, что можно купить в магазине за деньги в качестве подарка…

Вечером пошли в клуб, а я боялась: подвалят, как водится, местные хлопцы. Но даже близко чего-то подобного не было, сразу как-то зауважали.

Три дня Ахмет у нас был дома, чуть ли не на колени вставал, чтобы мать согласилась на мое замужество. Но мама ни в какую! Простились мы с ним, как я думала, навсегда, и он уехал.

Перед экзаменами в техникум я решила съездить в гости к любимой бабушке. А ему кто-то из друзей доложил. Ну, а дальше – всё как в книгах или романтических фильмах. На «москвиче», помню, подъехали к дому бабушки, но решили на речку искупаться съездить, а через час я уже поняла, что меня похитили. Никаких кляпов или веревок, конечно, не было и в помине, помню только, что он, не стесняясь своего друга повторял, что жить без меня не будет.

Приехали в его деревню. Она на нашу не похожа, да и дом тоже. А люди, – люди они везде одинаковые: и хорошие, и плохие есть! Родители не знали, куда меня усадить и чем угостить, а через неделю я и поняла, что влюбилась так, что на три жизни хватит. А тут-то я тебе больше ничего рассказывать не стану. Я ведь не хуже твоей Таечки была, нет, право, не хуже. Все мы в этом возрасте похожи: одни слова говорим, одни мысли в головах. Уговорила только его отпустить меня домой одну, заверила, что всё будет хорошо, а он, мол, пусть через неделю приезжает. Довезли они меня за сто метров от нашего дома, отпустили. «Плен» мой закончился, одним словом.

– А мама? Поди уж и милиция искала?

– Ой, да всё было! Мать-то думала, что я беременная, я даже рассмеяться не могла – какая беременность? Этот «похититель» притронуться боялся, даже не поцеловал еще ни разу. А дальше жизнь пошла не киношная, а обычная. Свадьбу у его родителей сыграли, даже мама на это сразу согласилась. Два года мы в его деревне прожили, родился Сёмка. А тут – целина! Многие из друзей отправились сюда. Мы тоже долго не думали, и вот тоже здесь!

– Теть Оль, целый роман!

– Да какой роман? Если б не кино это… О «хищении» моём и не знал бы никто, сама как-то рассказала и пошло-поехало. Да и ладно! Повторись всё – он бы меня больше не крал бы, сама бы побежала «в плен»!

Засмеялась, с какой-то печалью, как мне показалось, собрала гречку и, вспомнив про  не политую грядку, юркнула в огород. А я полез на свой чердак, где обычно спал всё лето, долго лежал, вспоминая забытые моменты из жизни.

Как-то, учась еще в пятом классе, в первом нашем многоквартирнике, за которым начиналась степь, я увидел ранним утром, когда залез на крышу сарая, чтобы достать удочки, дядь Сашу, который нёс на руках жену из степи к дому. Это удивило, конечно, но быстро забылось, сейчас картина эта вспыхнула ярко и вызвала целую бурю чувств: в деревнях не принято носить жён на руках.

Вспомнились обрывки разных разговоров, подслушанных нами, детьми. Тесновато жили, без всяких там детских комнат, мы были постоянными слушателями взрослых разговоров. Не помню о чем, но теть Оля о чем-то горячо спорила с Петром Николаевичем, участником войны, много повидавшем в жизни, статным и красивым мужчиной, большим любителем женщин. Отчитывала его за какую-то женщину, которую он оставил и винил во всех грехах:

– Ага-ага, плохая она, да мужик, который говорит об этом, в сто раз хуже бабы! Донжуанить – много ума не надо. Мужик – это поступки, а остальное всё бла-бла!

– Как твой Ахмет? – слова его явно задели.

– Да, как мой Ахмет, за это и люблю его. Красиво болтать многие могут, а вот дело делать – мало!

А еще всплыло в памяти, как женщины на кухне перешептывались о том, что Ахмет маленько не убил Федьку-потюремщика. Федька полностью оправдывал свое прозвище, он всю свою шебутную жизнь то садился в тюрьму, то выходил, чтобы вскорости опять туда отправиться. Он и обложил Хохлушечку в магазине грязными словами. Всё это быстро доложили её мужу, он как раз был в гараже, колесо менял на своем грузовике. Хорошо, что мужиков неподалеку было много, они и заметили, что он не колесо, однако, на машине бортует. А силища у него такая была, что двумя пальцами мог Федьке позвоночник выдернуть. Видимо, понял это и Федя, через два дня покинул поселок в поисках приключений.

Одним словом, из этого разговора с милой теть Олей, а она была для нас родная, надеюсь, как и мы для неё, не мог я и подумать, что рядом много лет живут такие вроде бы обыкновенные, но совсем не обычные люди. Какой большой душевной красоты, судьбы и какой любви, которую пронесли через всю жизнь, сохранили, не замарали!

Нет уже на земле весёлой, доброй Хохлушечки, «курской пленницы», незаменимой соседки, нет и Ахмета, молчаливого, надежного, до последних своих дней влюблённого в жену, настоящего человека и мужика.

Я вас помню, мои дорогие…

Виталий  ГИЛЬЧЕНКО, фото из открытых источников